23 сентября - 12 октября 2005 г.

Елена Губанова

и Иван Говорков

«Аполлон и Дафна»

 

выставка в галерее

«La Berteska-Masnata» (Генуя, Италия)

 

 

 

 

История любви Аполлона к прекрасной Дафне, дочери земли Геи и бога рек Пенея, известна, главным образом, в поэтической переработке Овидия. Художники разных времен часто вдохновлялись этим сюжетом «Метаморфоз». Грозный стреловержец, высокомерно говоривший с Купидоном, сам оказался мишенью Венерина сына. Преследуя Дафну, влюбленный Феб почти настиг ее, но нимфа взмолилась отцу, и тот изменил облик дочери. Вместо вожделенного тела олимпиец заключил в объятия ветвистый лавр. («Дафна» по-гречески и значит «лавр»).

 

- Нежная девичья грудь корой окружается тонкой,

 

- Волосы — в зелень листвы превращаются, руки же — в ветви;

 

- Резвая раньше нога становится медленным корнем,

 

- Скрыто листвою лицо — красота лишь одна остается.

 

С тех пор лавр стал священным растением Аполлона, его атрибутом.

Однако архаический Аполлон и сам находился в теснейшем родстве с растительностью: таков Дафний, Аполлон Лавровый («прорицающий из лавра»). Таким образом, любовь к Дафне выражает собственную природу олимпийского божества, предводителя муз.

Мифопоэтическая аналогия представляется уместной здесь по ряду причин. Речь идет о двуедином начале творчества — мужском и женском, или наоборот, женском и мужском (поскольку вопрос о первенстве надо сразу же снять), о совместном служении музам, о метаморфозах мысленного и чувственного и, наконец, о дереве.

Иван Говорков и Елена Губанова — муж и жена — много лет работают вместе; ситуация и вообще редкая, в современном же петербургском искусстве — единственная в своем роде. Интригу углубляет несходство характеров. Он любит говорить (и фамилия — говорящая), остроумен, блестяще владеет таким модусом речи, как балагурство, ироничен и самоироничен, очень склонен к рефлексии (подчас мучительной), к концептуальным построениям — она помалкивает, тихо сияя; он продумывает все до опыта — она работает будто бы спонтанно; его воодушевляет идея Игры в бисер — она придумывает рождественские игрушки; он созерцателен — она деятельна (ее способность делать все своими руками восхитительна). Но у обоих есть тайны, которыми они добровольно друг с другом делятся, ничуть не теряя собственного лица. Мне кажется, что в разделенной двоими тайне и заключен источник их творческой энергии. Разумеется, здесь неизбежны противоречия, временами — борьба, взаимное сопротивление. Предположим, он усложняет, она упрощает, но результат — простота как преодоленная сложность — ценен для обоих. Проигравшего нет: выигрывает она — значит выигрывает он, и наоборот. 

Когда творческое соревнование преодолевается свободной игрой двух фантазий, всем верховодит радость. 

Не отрицая известного значения академической школы, надо признать, что высокой профессиональной культурой оба художника обязаны, главным образом, самим себе. Сообща они вырабатывали свое отношение к искусству прошлого и настоящего, сообща овладевали разными художественными языками, и потому диалог оказался для них столь органичной формой творчества.

Конечно, это не исключает вопросов, нередко возникающих у публики и критики. Кому принадлежит замысел, кому — исполнение? И можно ли разделить эти роли? Или же диалогичность и есть то качество, которое служит основой всего, что они делают? Ведь не случайно в их тематическом репертуаре столь значимое место занимают феномены двуединства, находящие пластическую выраженность в метаморфозах плоскости и объема, фигуры и фона, света и цвета («Вдох и выдох», «Инь и Ян», «Лента Мебиуса» и др.).

Принципиальный вопрос — их отношение к абстрактному искусству. Они свободно владеют этой сравнительно молодой, хотя и широко разветвленной традицией. Но в том ли дело, какую из ветвей абстракции они продолжают, чей опыт наследуют? Говорков и Губанова работают не столько со знаками, отсылающими к традиции (впрочем, при желании, они могут прибегнуть к цитатам), сколько с некими первичными возможностями материала и оптической среды, в которых лишь угадывается потенция означивания. В таком случае слову «нефигуративное» можно было бы предпочесть другое — «дофигуративное». Название серии работ 1992 года — «Рождение алфавита» — носило явно программный характер.

По словам самих художников, их беспредметные работы — это «формулы, очищенные от деталей реального мира, но бесконечно повторяющиеся в его многообразии и сохраняющие цветной отсвет и мягкость отпечатка». И еще: «Мы лишь старались сохранить в них архетипическую память материала, одушевить умозрительную идею чувственностью окружающего мира через фактуру, материал и цвет, то есть выразить идею и образ предмета, а не создавать его копию».

Диапазон их деятельности очень широк — от станковых форм живописи, графики и скульптуры до «объектов» и инсталляций. Разработка той или иной полюбившейся темы нередко растягивается на годы. Так возникли серии «Новые иконы» (1990 — 1993), «Апостолы» (1991 — 1994), «Лабиринты, башни» (1993 — 1996), «Фильтрация белого шума» (1993 — 1997), «Срезы» (1994 — 1997), «Движение символа» (с 1991), «Мягкий супрематизм» (с 2000) и другие. 

Свободно ориентируясь в пространстве мировой изобразительной культуры, художники по-новому ставят принципиально важную для русского самосознания проблему «Восток — Запад».

Наконец, о дереве.

Есть качество, ничем не заменимое и невосполнимое в искусстве: художники говорят о нем как о «чувстве материала». Можно чувствовать глину, дерево, бумагу, холст, камень, стекло, песок, металл, и материалы благодарно отзываются на это чувство, всякий раз сообщая художнику нечто особенное. По существу, любое состоявшееся произведение есть плод взаимной любви идеи и материала. «Пластическое искусство только до тех пор может быть велико, пока оно непосредственно интимно связано с материалом - это лежит опять-таки в самой сущности идеи воплощения, которая должна »помрачиться и ограничиться«, и тогда грубая глыба материи просияет внутренним светом» (Максимилиан Волошин). 

У каждого материала свои взаимоотношения с пространством и временем; каждый, так сказать, «помнит» о многообразных формах и фактурах, свойственных ему от природы и выработанных искусством.