10 марта - 02 апреля 2005 г.
Адриа Сарторе (Италия
«Flowing with Elisabeth Siddal»
Несмотря на свою удивительную молодость, итальянская художница Адрия Сарторе достаточно хорошо известна большому кругу коллекционеров живописи. Знаменитая своими работами как копиист, прославившаяся так называемым «делом Врубеля», когда на выставке была выставлена ее работа «Голова Пана», определенная специалистами как подлинник и приписанный самому Михаилу Врубелю, она действительно оказалась во власти врубелевского мифа, причудливо переплетая в своей судьбе искусство и реальность.
Сегодня Адрия Сарторе находится в сложном поиске собственного неповторимого стиля, становясь мастером со своим особенным художественным языком, работая в технике живописи старых итальянских мастеров, но всегда осваивая новые сюжеты.
Серия портретов, представленная в галерее «КвадраТ», создана художницей зимой 2004–2005 г.г. и названа «Елизабет Сиддал».
Когда-то, рассуждая о реальности в современном искусстве, Пикассо сказал следующее: «Это не та реальность, которую можно нащупать рукой. Это больше похоже на аромат — он спереди, сзади, по сторонам. Благоухание повсюду, но вы не знаете точно, откуда оно». Присутствие реальности особого рода, реализма в произведениях художницы становится похожим на некий намек. Тщательно выписанные детали, многослойная живопись в ее работах, оказываются не только самодостаточной драгоценной поверхностью, но и несут, многократно повторяясь, особую эстетику дублирования случая преднамеренной смерти. Художница каждый раз, мистифицируя и воспроизводя ситуацию, словно заигравшись в Офелию, приближается к образной истине. Именно благодаря череде жертвоприношений в ее произведениях, изображенная смерть или ее ощущение, что кажется вернее, дублируется в воображении, неожиданно заявляя об авторском миропонимании, о странной эстетике наслаждения. Это особенная смерть, похожая скорее на ритуал, свидетелями которого мы оказались, имеет субверсивный характер. Совершая его, сознание художницы по собственным законам, процедуре, осуждает свое окружение, меняя принятые и существующие нормы. Только игра со смертью, даже «не на самом деле», позволяет выявить функцию смерти, заложенную в самой системе мирозданья. Призывая к себе насильственную смерть, художница снимает вопрос о своем «естественном бессмертии». Действительно, «это последняя уловка, последняя хитрость »Я« приводит его к противоположным крайностям — к поискам »абсурдной смерти« с целью спасти принцип своего бессмертия» Страшась не в шутку того забвения, что в песенке Брехта о Боге, забывшем утопленницу :
«И вышло так, что Бог постепенно забыл ее,
сперва лицо, потом руки, и наконец волосы….»,
юная художница придумала этот пугающий своим реализмом ритуал, отраженный в серии, как попытку еще и еще раз заявить о себе. Словно в зазеркалье, как в мире грез и навязчивого опыта, таинственно и печально она ведет свой рассказ о себе и для себя. Именно потому каждый холст, при чистоте мерцающих красок и идеально созданном изображении, для нас становится непознаваемым, тревожащим сознание и ускользающим для понимания.
Изображения в работах этого цикла отдаленно напоминают череду документальных фотографий, сделанных во время прохождения ритуала. Лица на портретах, однажды обретя выражение отрешенности, остаются неизменны. Наиболее интересной работой в этой серии, на мой взгляд, является тот портрет, где ярко и экспрессивно показан характер, ужас и неприятие затянувшейся игры со смертью. Это одна из работ, где метафизический реализм со всеми тайнами и романтическими отчуждениями, исчезает, как отраженный свет и уступает место прямой речи самой художницы. Здесь сконцентрировались и сгустились все страдания, страхи, чувство усталости и неуверенность человека, перешедшего рубеж столетий и живущего в новом, абсолютно непонятном и неустроенном времени.